Стоило ли вешать Кейтеля?

Question

Не то, чтобы мне жалко было кого-либо из фашистов (мне даже жалко, что так мало из них лишилось жизни по приговору суда) , но с фельдмаршалом Кейтелем особая история. Ведь как ни крути, а подписав акт о безоговорочной капитуляции Германии он фактически поставил точку в великой войне, спас множество человеческих жизней, как своих солдат, так и наших бойцов. Боле того, заключая мир с победителями, он символично (не знаю как юридически) возложил на себя бремя руководителя Германии, а вешать руководителя государства - это как бы не комильфо. Спустя чуть боле полувека этот сомнительный прецедент привёл к столь же позорный смерти великого вождя иракского народа от рук американских оккупантов.
Но всё же данный вопрос о Кейтеле.

Answer 1

СТОИЛО. Действительно — Кейтель, который в 1931 году посещал Советский Союз с военной делегацией, противился нападению на нашу страну. Но в результате продемонстрировал полную лояльность к фюреру, впредь подерживая все его преступные намерения. 13 мая 1941 года он завизировал приказ, согласно которому на територии Советского Союза любой офицер без суда и следствия мог убить любого местного жителя при малейших признаках сопротивления. Нигде в покоренной Европе так нацисты вести себя не смели, соблюдая хотя бы видимость законности. Также он полностью подержал инициативу расстреливать всех еврев и политруков на месте. А за каждого убитого немца предлагалось истреблять от 50 до 100 коммунистов. Седьмого декабря 1941 года Кейтель поставил свою подпись под приказом «Nacht und Neben» («Мрак и туман») , согласно которому «лица, представляющие угрозу безопасности рейха, должны бесследно исчезнуть во мраке и тумане». Иными словами, разрешалось уже убивать не только тех, кто сопротивляется, но и любого, кто покажется опасным и подозрительным. Именно Кейтелю была отведена историей позорная роль — подписание безоговорочной капитуляции. Он явился на церемонию с маршальским жезлом, поприветствовав делегации союзников по антигитлеровской коалиции. Но никто на его приветствие не ответил. «Как германский офицер, я, само собой разумется, считаю своим долгом держать ответ за все, что я делал, даже если это было неправильным, — заявил он в своей речи. — Было ли то моей виной или сплетением жизненных обстоятельств, четко различить удается не всегда. Но для меня невозможно одно: возлагать вину на солдата, находящегося на переднем крае, или на унтер-офицера, чтобы тем самым снять ответственность с тех, кто занимал самые высшие посты». Однако благородные речи не тронули судей — слишком было много крови невинных жертв на его руках. На эшафоте он заявил: «Я прошу всемогущего Господа быть милосердным к народу Германии. Боле двух миллионов немецких солдат погибли за отчизну до меня. Я иду за моими сыновьями — во имя Германии». Уже с петлей на ше он воскликнул: «Германия превыше всего! »